Аборигены Северного Сахалина и репрессии 30-х гг. XX века.

Люди из числа народностей Севера до начала 30-х годов арестам по политическим мотивам практически не подвергались. Известен только один случай такого ареста, когда органами ОГПУ был задержан крупный сахалинский торговец, якут Дмитрий Прокопьевич Винокуров. Его арестовали летом 1926 года. Но вскоре из-под ареста он был освобожден. В том же 1926 году зимой Винокуров со своей семьей и несколькими семьями аборигенов сумел бежать за границу, на Южный Сахалин, в Японию. В литературе имеются упоминания о том, что Винокуров был завербован органами ОГПУ и стал агентом советской разведки. В таком случае возникает вопрос: не ОГПУ ли помогло Винокурову совершить «побег» в Японию?

Других фактов преследования аборигенов по политическим мотивам до начала 30-х годов не выявлено. Такие факты стали появляться с «усилением» классовой борьбы в стране и началом массовой коллективизации на Сахалине. В 1931 году, в частности, на Северном Сахалине, в связи с резкой активизацией борьбы с кулачеством уже были арестованы и осуждены 110 человек.

Коллективные формы организации труда в селениях Северного Сахалина начали внедряться практически сразу же после восстановления здесь советской власти. Уже в 1926 году на острове возник целый ряд рыбопромысловых, охотничьих артелей. В числе их были и нивхские национальные артели. Как более высокая форма организации сельского труда первые сельскохозяйственные артели на острове появились с развертыванием активной массовой коллективизации в стране в 1929 году. Тогда возникли, в частности, сельскохозяйственные колхозы: «Пятилетка» – в селе Дербинском, «Труд» – в селе Корсаковка, рыболовецкий колхоз «Рыбак Наниво» – в Рыбновском районе и другие.

Однако массовые формы коллективизация на острове приобрела в 1930-1931 годах. На 15 октября 1931 года, день региональной переписи населения Сахалинского округа, на северной части острова существовало уже 14 национальных – нивхских, эвенкийских, орокских – сельскохозяйственных, рыболовецких и оленеводческих колхозов. Именно в 1931 году на Сахалине началось и твердо вошло в практику раскулачивание и выселение наиболее зажиточных, крепких хозяев. Аборигенов острова раскулачивание в первый период сплошной коллективизации как бы не затронуло. На этот счет существовало специальное указание Далькрайисполкома. В нем говорилось:

«Соглашаясь с решением окрисполкома об объявлении Рыбновского района районом сплошной коллективизации, Далькрайисполком предупреждает, что при проведении выселения кулаков необходимо принять все меры к тому, чтобы на туземное население (в том числе и кулаков-туземцев) меры, связанные с ликвидацией кулачества как класса, не были распространены. В отношении кулаков-туземцев допускать лишь ограничения их эксплуататорских тенденций».

Из этого категорического указания В. М. Дреков выводы «сделал». Но об этом ниже. Одним из первых, если не самым первым крупным делом, по которому в государственных преступлениях обвинялись аборигены острова, стало дело сахалинского тунгуса Александра Михайловича Надеина и его подельников, так называемое дело «Охотники». Александр Надеин проживал в стойбище Сабо (ныне это место входит в состав Охинского района), занимался оленеводством и охотой. Это был отец ставшего впоследствии известным народного умельца, талантливого художника Семена Надеина.

Александра Надеина органы ОГПУ арестовали 20 апреля 1932 года. Обвинялся он в том, что «в период оккупации японскими войсками острова Сахалина состоял секретным сотрудником японского жандармского управления, информировал таковое о политнастроении и революционно настроенных туземцах. С 1929 года вел в пользу Японии разведывательную работу, создал и руководил контрреволюционной группировкой». Целью своей работы Александр Надеин якобы ставил «путем ведения антисоветской агитации срыв мероприятий, проводимых советской властью среди туземного населения, создание японофильствующих настроений среди туземцев... Подготовлял массовую нелегальную эмиграцию туземцев в Японию. Провел ряд нелегальных совещаний, вел подготовку к нелегальному съезду (туземцев) и подготовительную работу к восстанию туземцев против советской власти».

Следствие по делу продолжалось около восьми месяцев. Всего по делу «Охотники» из народностей Севера в качестве обвиняемых были арестованы 30 человек. Это были жители селений Сабо, Вал, Чайво, Пильтун на восточном побережье острова и села Ныйдэ – на западном его побережье. По национальности среди арестованных были эвенки, нивхи, уйльта, якуты. «Контрреволюционная организация», созданная Александром Надеиным, была, так сказать, интернациональной, международной. Одному из обвиняемых, Петру Слепцову, в графе «национальность» в анкете было записано: «гиляк-якут». Уже сама по себе эта запись характеризует уровень подготовки следователя и качество ведения следствия: из девяти осужденных по этому делу – семь человек малограмотные и двое – вовсе неграмотные.

Следствие по делу проводилось необъективно. Большинство следователей во всех действиях обвиняемых хотело видеть только злой умысел. Исходили при этом из одного: не найти улики, не доказать виновность обвиняемого - значит показать свою личную неумелость, беспомощность, беспринципность. Но это противоречило «установке», полученной сверху. Зная о своей безнаказанности, следователи извращали факты и преподносили как преднамеренные злодеяния самые простые и обыденные, даже случайные, приезды туземцев друг к другу, встречи во время кочевок и охоты.

Несмотря на все усилия, следствию не удалось предъявить обвинения 17 арестованным по делу «Охотники». В силу полного отсутствия какого-либо состава преступления в действиях этих лиц они, просидев в следственном изоляторе по 1,5 и более месяцев, были освобождены. На четырех человек, арестованных по данному делу, обвинительные материалы были выделены в отдельные самостоятельные следственные дела.

29 января 1933 года постановлением «тройки» полномочного представителя ОГПУ по Дальневосточному Краю Александр Надеин был осужден к высшей мере наказания – расстрелу, Надеин Архип и Уваровский Иван – к 10 годам заключения в концлагере каждый, Слепцов Петр - к 5 годам концлагерей, Ченков Степан - к 3 годам концлагерей, Миронов Михаил, Тихонов Иван, Слепцов Андрей и Ченков Яков получили по 3 года заключения в концлагере условно.

Александр Надеин 2 февраля 1933 года в возрасте 39 лет был расстрелян. Миронов Михаил уже через год, в июле 1934 года, по другому делу, также за «контрреволюционное преступление», «тройкой» был осужден вторично. Теперь уже к 5 годам концлагерей. В марте 1939 года он, по отбытии срока наказания, был освобожден. Также повторно был осужден и Андрей Слепцов. В марте 1938 года постановлением «тройки» УНКВД по ДВК по тем же мотивам, что и по делу «Охотники», А. Слепцов был приговорен к расстрелу. Приговор приведен в исполнение 8 апреля 1938 года. Ему было тогда всего 34 года. Архип Надеин, находясь в исправительно-трудовом доме в городе Хабаровске, в марте 1933 года, обращаясь с заявлением к ПП ОГПУ по ДВК, писал, что чувствует «себя крайне плохо здоровьем», и просил перевести его «как можно скорее в концлагерь». Как была разрешена его просьба, неизвестно. Ничего мы не знаем и о судьбе всех других осужденных по этому делу.

15 июля 1931 года решением президиума Сахалинского окрисполкома были утверждены мероприятия «по ликвидации кулачества в округе». Одним из этих мероприятий было объявление «чистки колхозов в Рыковском и Александровском районах от пробравшихся в них кулаков и антисоветского элемента». 17 августа того же года президиум окружного исполкома принимает еще одно решение: «О развертывании кампании по долишению прав кулаков» в селениях только одного – Рыковского – района.

И вот уже через 3-4 месяца после расправы над Александром Надеиным и его товарищами по несчастью «в процессе чистки колхозов Сахалинской области от контрреволюционного элемента Сахалинским областным ОГПУ была вскрыта крупная шпионско-повстанческая вредительская организация японской разведки». С поразительной точностью начал повторяться сценарий дела «Охотники». Но в масштабах значительно возросших.

В итоге «чистки» существовавших в одном только Рыковском районе колхозов, проведенной ОГПУ, было «изъято», то есть арестовано, «пять активно действующих внутриколхозных кулацких группировок». Так назвали сахалинские чекисты несколько групп крестьян, «изъятых» ими из селений района. Одновременно были арестованы 45 человек наиболее зажиточных крестьян, в том числе: из села Славы – 7, из Воскресеновки – 8, Дербинского (современное название – Тымовское) – 13, Рыковского (Кировское) – 10 и из Палево – 7 человек. В составе этих арестованных «кулаков-туземцев» и вообще лиц из числа коренных народностей пока нет.

И вновь большая цитата из подлинного документа: «Изъятые участники группировок по своему политическому прошлому в период оккупации острова Сахалина японцами в большинстве своем представляют бывших японских старост и ярых японофилов, способствующих осуществлению японского влияния на население и служивших опорой интервентов при проведении своей политики в районе. Исходя из учета этих моментов - общности методов контрреволюционной деятельности, наличия контрреволюционных связей и, что фигуранты ликвидированной кулацкой группировки в колхозе «Рассвет» села Палево Рыковского района представляют актив японофильствующего элемента, ориентирующего на скорое возвращение японцев на Сахалин, путем глубокой агентурно-следственной разработки - была вскрыта широко разветвленная, идейно оформившаяся контрреволюционная шпионско-повстанческая вредительская организация, выходящая за границы Рыковского района и имевшая свои ответвления в Александровском и Средне-Восточном районах (ныне - Ногликский район)».

Так в Сахалинском областном управлении ОГПУ возникло дело, получившее название «Островные».

Как отмечается в обвинительном заключении по делу, «организация была построена по типу отдельных повстанческих ячеек, связанных между собой резидентами японской разведки». «Ячейки» этой организации были «вскрыты» всего в 23 населенных пунктах Северного Сахалина. Они включали в себя и 13 национальных стойбищ Средне-Восточного района. Это были такие отдаленные и глухие национальные населенные пункты, как стойбища малых народностей Пильтун, Чайво, Лярво, Тык-Мучи, Такрво, Ныйво, Набиль, Чамгу, Масклаво, Пиленгво, Даги, Вал и Сабо. Большинство из этих населенных пунктов к настоящему времени перестало существовать. Всего, как отмечается в документе, при ликвидации указанной «организации» только непосредственно по этому делу одновременно до рассмотрения на «тройке» ОГПУ по Дальневосточному краю было доведено 115 человек.

Дело «Островные» «расследовалось», а точнее, фабриковалось, более полугода и приняло огромный объем. Оно заключает в себе 29 многолистных томов. Сколько в них заключено людских страданий, фантастических вымыслов, оговоров и сломанных судеб!

Среди 115 осужденных по делу «Островные» были нивхи, уйльта, эвенки, якуты - то есть лица, относящиеся к коренному населению. Всего 31 человек. Не исключено, что таких людей из коренного населения было больше. Установить это точнее пока возможности не имеется, так как национальность части арестованных в документах не показана, и, кроме того, уйльта, эвенки, якуты в большинстве своем уже в то время носили русские фамилии. Но то, что и другие лица из числа этих народностей были среди арестованных, несомненно. Социальный состав арестованных по классификации ОГПУ был следующий:

• кулаки - 63 чел.
• торговцы - 12 чел.
• собственники-предприниматели - 2 чел.
• полицейские - 3 чел.
• середняки - 23 чел.
• бедняки - 5 чел.
• служащие - 6 чел.
• сын попа - 1 чел.

Как видно из таблицы, большую часть обвиняемых по делу составляли кулаки и середняки. Если не касаться характеристики хозяйства, имущественного положения этих «кулаков» и «середняков» из числа поселенцев Сахалина, прибывших сюда когда-то с «Большой земли», то о народностях Севера можно сказать, что это были хозяева, владельцы имущества, имевшие только самое необходимое для обеспечения жизни и существования в условиях дикой природы.

Вот для примера перечень имущества туземца-середняка Ифта из селения Ныйво. Он имел два дома «туземного типа». Именно так записано в документе. Это были традиционные для нивхов восточного побережья того времени жилища. «То-раф» – для проживания зимой и «ке-раф» - легкое летнее жилище. Срубные дома русского типа на восточном побережье острова среди нивхов к концу 20-х – началу 30-х годов распространиться еще не успели. Но для следователей важно было, что это «дома». Кстати, об одном из следователей, который на этот счет имел другое мнение, будет рассказано несколько дальше. Кроме «домов», Ифт имел лодку, амбар, сетку, котел чугунный, 2 ружья, 7 собак и нарту.

Все нивхи, уйльта, эвенки до момента возбуждения дела официально кулаками нигде не значились. Но следователей ОГПУ это не устраивало. Указание Далькрайисполкома о том, «чтобы на туземное население меры, связанные с ликвидацией кулачества как класса, не были распространены», их также не касалось. В справках же об имущественном положении этих лиц, сохранившихся в деле, у всех без исключения имеются пометки: «хозяйство кулацкое», «подготовлены материалы на раскулачивание», «внесены предложения на раскулачивание» и т. п.

Что же имели в своих хозяйствах аборигены-«кулаки»? У эвенка Миронова Михаила из селения Вал были две палатки, амбар, два ружья, 2 собаки, 26 оленей, 3 нарты. Нивх Кауськин в стойбище Чайво владел домом «туземного типа», палаткой, амбаром, лодкой, неводом, двумя сетками, двумя ружьями, одиннадцатью собаками, нартой24. Не следует удивляться тому, что у каждого из названных лиц имелось по два ружья. Это, как правило, было нарезное оружие и ружье-дробовик. Ведь основным промыслом всех аборигенов была охота. Она давала им почти все для жизни. Не случайно еще в 1908 году врач Штейгман, оказывавший медицинскую помощь аборигенам острова во время эпидемии оспы, отмечал, что уже тогда почти в каждом семействе аборигенов имелись винтовка Бердана и дробовой пистолет, а у наиболее зажиточных было еще и другое оружие. В чем же конкретно обвинялись эти люди?

Как продолжает утверждать обвинительное заключение, «деятельность организации, созданной, японской разведкой из числа бывших секретных агентов и бывших японских старост туземных стойбищ, протекала особенно активно, она была выражена в чрезвычайно интенсивной подготовке вооруженного восстания, организации массовой эмиграции туземцев на японскую часть Сахалина и организации упорного сопротивления проводимым советским мероприятиям. Кроме того, при помощи участников этой организации проводилась глубокая разведывательная работа, охватившая все стороны работы советских организаций на территории туземных районов».

Вершиной дела стало 11 июля 1934 года, когда постановлением «тройки» полномочного представителя ОГПУ по Дальневосточному краю 11 человек из числа обвиняемых были приговорены к расстрелу. Из коренных народностей эта участь постигла нивха, бывшего председателя Средне-Восточного райисполкома Ахмадеева Николая Ахмадеевича. Вскоре после этого приговор о высшей мере наказания ему был заменен 10 годами заключения в концлагере. 13 человек были осуждены к 10 годам концлагерей, 1 – к 8, 7 – к 5, 29 – к 3, 6 – к 3 годам исправительно-трудовых работ условно и 3 человека – к высылке за пределы Сахалинской области. На 11 человек материалы были выделены в отдельные производства, и они несколько позднее были осуждены по другим «контрреволюционным» делам. 34 лицам из числа арестованных по делу «Островные» повезло. Против них уголовное преследование за недоказанностью и малозначительностью предъявленных обвинений было прекращено.

На деле «Островные» трагедия малых народов Сахалина не остановилась. Достаточно сказать, что все из 34 вышеуказанных человек, проходивших по делу в 1934 году и оправданных, не привлеченных тогда к ответственности по малозначительности предъявленных им обвинений, в дальнейшем, в 1937-1938 годах, были вновь арестованы и осуждены по тем же, что и прежде, обвинениям к различным суровым мерам наказания.

По имеющимся в настоящее время данным во время политических репрессий в Сахалинской области к уголовной ответственности по различным пунктам статьи 58 Уголовного кодекса РСФСР было привлечено из коренных жителей острова всего 170 человек, или каждый восьмой-девятый от числа всех взрослых нивхов, уйльта, эвенков, проживавших на Сахалине. Но фактически страдало от этого людей значительно больше. Кроме непосредственно репрессированных, тяжкие невзгоды испытывало вследствие репрессий множество их членов семей и родственников.

Источник:

Подпечников В. Л. Размышления о судьбах коренных народов Сахалина в двадцатом столетии // Краеведческий бюллетень. – 1998. – № 4. – C. 91–126.