Нивхские народные песни

Первые сведения о нивхской песне и условиях ее бытования имеются в работе Л. Шренка. Он отмечает, что нивхи не поют на празднествах для увеселения себя и окружающих. Любопыт­но при этом его объяснение: якобы нивхи слишком преданны делам практическим (хозяйственным, торговым и пр.). По его наблюдениям, нивхи поют в основном в двух случаях: когда они остаются наедине с природой (в тайге, у костра, на реке), и в часы ночной бессонницы. Замечание Шренка верно, но эти­ми двумя случаями далеко не исчерпываются ситуации, когда можно услышать нивхскую песню.

Весьма интересно описание певческого состязания у нивхов, которое Шренк воспроизвел в своей книге по материалам Миддендорфа. Три нивха пели по очереди, и каждый из них, судя по описанию, был великолепным певцом, владеющим горловой трелью. Слова этих песен остались нерасшифрованными ввиду незнания языка, однако можно предположить, что это были ти­пичные в этих случаях песни-импровизации.

Л. Я. Штернберг наряду с другими жанрами устного народ­ного творчества указывает песню вообще (лунд), лирическую (алахтунд), шаманскую (чамлунд), плачи на посмертных кост­рах (черйонд). Эта классификация основана на народной тер­минологии.

Уже в наши дни Ч. М. Таксами приводит тексты двух песен на нивхском языке, которые были сочинены в 30-е годы. Е. А. Крейнович опубликовал образцы песен, исполнявших­ся на медвежьем празднике, и любовных песен.

Ч. М. Таксами в более поздней книге, давая краткую исто­рию изучения нивхского фольклора, указывает, что песни за­писывались политическим ссыльным Б. О. Пилсудским в конце прошлого века и были частично опубликованы. Автор отме­тил также и зарубежную публикацию Р. Аустерлицем двух нивхских песен с их лингвистическим анализом.

Таким образом, в научной литературе имеются либо от­дельные сведения о нивхской песне, либо приводятся песни без их специального анализа. Цель настоящей статьи – дать крат­кую характеристику песенному творчеству нивхов на основе авторских полевых материалов, собранных в 1968–1974 гг. на Амуре и Сахалине.

Суровые природные условия и ежедневная борьба за суще­ствование в прошлом не убили у нивхов человеческого стрем­ления выразить себя, свои мысли и чувства, воспеть доброту и красоту своего ближнего, радость любви, боль разлуки и горя. Уже в колыбели ребенок слышал свою первую в жизни песню, ту единственную в своем роде колыбельную, которую специаль­но для него сочиняла и пела мать. Подрастая, ребенок знако­мился с пением других женщин, подруг матери. Нивхинки, за­нятые домашним трудом (шитьем, выделкой кожи и шкур), а чаще в минуты отдыха, отводили душу в пении. Пели соло и небольшими группами — ршывт лудь. Так выявлялись лучшие голоса и импровизации, вырабатывались песенные традиции и передавался опыт молодым.

Позже подростки не однажды услышат вечером, перед сном, как отец или дед просят заезжего гостя спеть андхх тыкть (рыкть – просить спеть). Гость обычно не отказывал хозяе­вам и в меру своих способностей импровизировал либо воспро­изводил ранее им слышанные песни. Долг вежливости требо­вал, чтобы в заключение спел и хозяин: ыз андхх ыру ршыпть (букв.: «хозяин голос гостя провожает»).

Юноши уже могли ходить на певческие состязания взрос­лых, где они знакомились с лучшими исполнителями, запоми­нали их песни, а затем и сами пробовали силы, выявляя свои возможности.

Классификация нивхских песен затруднена общей неразра­ботанностью этого вопроса в фольклористике и спецификой нивхского фольклора, бытовавшего в доклассовом обществе. Поэтому предлагаемая нами классификация носит несколько условный характер. В ее основу положен тематический прин­цип. В целом все песни делятся на обрядовые и необрядовые. Среди обрядовых выделяются песни, связанные с медвежьим праздником, с погребальным обрядом, и шаманские. В необря­довой лирике мы рассматриваем песни любовные, семейно-бытовые, содержащие социальные мотивы. Эпические песни яв­ляются составной частью настундов – героического эпоса.    

Обрядовые песни
Песни, исполнявшиеся на медвежьем празднике

Культ медведя предопределил появление обряда ритуаль­ного умерщвления его, который в литературе принято назы­вать медвежьим праздником. Это важное для рода событие нивхи называли чхыф ныдь (готовить, подготавливать медве­дя к убиению, эвфемистически называемому словом эг: гудь, букв.: «отправить домой»). Для нивхов медведь – представи­тель племени горных людей (которые покровительствуют нив­хам) и является временным гостем у них. В течение трех лет, пока медведь подрастает, к нему соответственно и относятся как к гостю: кормят, поят, водят на прогулку. Но вот насту­пает пора прощания с ним, и род делает все, чтобы эти проводы были торжественными и интересными. На том этапе, который называется чхыф лаккрдь (играть с медведем), мужчи­ны демонстрируют свою ловкость и физическую силу. Неожи­данно для человека толкают его к зверю, и он должен успеть схватить медведя. Если же он запаздывает и медведь нападает на человека, то на выручку к нему бросаются его товарищи, не причиняя, однако, вреда медведю.

Женщины также не остаются в стороне. Это они без уста­ли, пока идут приготовления, запасают в огромных количест­вах мос, юколу и другие блюда, чтобы хватило на всех приез­жих и их собак. Это они в течение нескольких дней торжест­венно отбивают ритмы на музыкальном бревне – зас тядь (тятянд). Ритмика ударов зависит от словесного сопровождения – куплетов, которые исполняются речитативом. Семантика слов затемнена и подлинный смысл текста зачастую трудно расшиф­ровать. В целом же он содержит обращение к медведю в ино­сказательной форме. Чаще всего это четверостишия (бывают и другие строфы), содержащие рефрен. Рифма, если она имеется, по положению в стихе обычно конечная, а в строфе — смежная. На Сахалине эти куплеты называются тятядуг: с (слова для от­бивания ритмов), тиг: дуг: с (слова для исполнения танца). На восточносахалинском диалекте нами записано свыше 20 по­добных песен.

Амурские нивхи игру на музыкальном бревне называют тъугы-тъугы дядь (отбивать ритмы звучания), ккъотр тъугы дядь (отбивать ритм шагов медведя), весккр тъугы дядь (отби­вать ритм пения птицы весккр).

Песни, исполняющиеся на медвежьем празднике, можно рассматривать как образец обрядовой лирики нивхов, уходящей своими корнями в седую древность.    

Песни-плачи

Плачи у погребальных костров отмечены еще Л. Я. Штерн­бергом. Однако нам зафиксировать их не удалось, поскольку не приходилось наблюдать обряд сжигания покойников. В нас­тоящее время повсеместно распространен обычай захоронения в гробах, и лишь изредка старейшие нивхи завещают по древ­нему обычаю предать себя огню, но об этом предпочитают умалчивать. Слово, обозначающее плач, — чырйудь (черйонд), имеется во всех диалектах нивхского языка. Плакать слишком долго считалось предосудительным, поскольку смерть воспри­нималась как нечто неизбежное, а долгое оплакивание могло навлечь беду на живых людей. Специальных плакальщиц не было, и плачи исполнялись ближайшими родственниками: то были импровизации с выражением скорби по поводу утраты дорогого человека.

Источник:

Отаина, Г. А., Нивхские народные песни // Этнография и фольклор народов Дальнего Востока СССР. – Владивосток, 1981. – С. 110–124.