Легенды, предания, сказки, рассказы



БАРКАНА

рассказ

Пятеро пастухов ехали верхом на оленя в поисках верховых, раз­бредшихся по лесу. Весной олени ходят небольшими табунами по до-ликам речек и их притоков  лакомиться сочной зеленой травкой.

Ехавший впереди подросток остановил оленя и сказал: «Вороны на дереве сидят». Мы посмотрели, куда глядел мальчик, и увидели высоко на дереве двух медвежат. Они играли, притаившись среди густых вет­вей, и не замечали нас.

Вперед выехал один из опытных пастухов, мы быстро последовали за ним. Услышав пощелкивание оленьих копыт, медведица встала на задние лапы и смотрела своими маленькими глазками поверх кустов стланика и других кустарников. Увидев людей, громко заревела и бросилась в густые заросли. По сигналу матери один медвежонок колоб­ком скатился по стволу лиственницы и скрылся за ней. Другой — замеш­кался на дереве, намеревался спрыгнуть вниз, но было уже поздно. По­доспевшие люди успели привязать оленей к дереву и окружить его. Олени рвались, храпели ноздрями, учуяв запах медведя и разложив­шегося мяса. На этом месте был зарыт медведицей задранный олень —  лакомство для многодневной трапезы ее семейства.

У нас не было никакого оружия, кроме мавутов [2] и уздечек, поэтому мы начали разводить два небольших костра, — медведь боится огня и запаха дыма.

Вдруг раздался шум: из зарослей густого стланика выскочила медведица. Она остановилась метрах в десяти от нас, рявкнула и тут же бросилась обратно. Так она раза четыре набрасывалась на нас с разных направлений и была страшна в своем отчаянном, безумном мате­ринском гневе. В маленьких глазках светилась безрассудная ярость. Ко­стер останавливал зверя, но страшно видеть, как из ее разъяренной ры­чащей пасти брызгала слюна ненависти к нам — людям, посягнувшим   на жизнь ее детеныша.

Не бегайте без дела, мальчики, шевелите огонь, — сказал нам дядя Илья. Мы начали подбрасывать в костер хворост — медведица сразу бросилась в кусты и больше так близко не подходила. В кустах было слышно ее удаляющееся фырканье и грозный рык. Наконец все затихло. Олени присмирели, хотя все еще настороженно водили ушами и вздрагивали от каждого шороха.

Медвежонок тоже успокоился, смотрел на нас сверху и боязливо озирался, вертя головой вокруг, — может быть, опять появится мать и спасет его.

Наверно, пора вязать медвежонка — ведь мать не придет боль­ше, бросила. Бери мавут и лезь на дерево, вяжи двойной петлей за зад­нюю лапу, — сказал дядя Илья, обращаясь ко мне. Было страшновато: ведь медвежонок большой, но мои спутники смеялись и подбадривали меня. Раньше мне дедушка доверял вязать медвежат, но не годовалых, а поменьше, а этот был ростом с крупную собаку, округлый и сильный, Бесом пуда на четыре-пять.

Я полез. Медвежонок поднялся к самой вершине и там, обхватив лапами ствол, смотрел на меня. Ноздри его широко раскрывались, он фыркал и шевелил губами, роняя на меня пенистую слюну, враждебно сверкал маленькими глазками. Дальше ему некуда было лезть, он приготовился к обороне…

Источник:

Отрывок из кн.: Надеин С. А. Энгеспал : эвенк. легенды, предания, сказки, рассказы / предисл. В. Туголукова. – Южно-Сахалинск, 1982. – С. 57–60.


[1] Баркана – годовалый медвежонок в период выпада у него молочных зубов.

[2] Мавут  – длинный тонкий ремень, свитый из кожи сивуча для ловли оленей (аркан).

ИНГКИ

сказка

Давно это было. Земля только что нарождалась, постепенно шири­лась и, увеличиваясь, отходила в даль от водного простора. Появились на ней высокие белоснежные горы, дремучие леса с разлапистыми де­ревьями — большими и малыми, моря, реки и озера с синими просто­рами. Высоко в горах и ее каменных ущельях нашли себе приют орлы: они лишь достойны так высоко парить в облаках, дружить с седыми туманами и нежно касаться громадных вершин. В дремучих лесах стали жить и плодиться звери, олени, мелкая дичь да разные букашки. В мо­рях, реках, озерах поселились морские звери, рыбы и водная мелюзга.

Хорошо им жилось, все было из пищи, и ничего не мешало им пло­диться. При встрече друг с другом спрашивали: «Как живем, други? Что нового появилось на нашей огромной и красивой земле!». Некото­рые отвечали: «Живем хорошо. Плохо, что появился на земле ихэгдыкэн [2]: на двух ногах ходит, страшный такой, нет от него пощады ни зверям, ни птицам, даже умудряется из воды достать глубинных жите­лей — рыб».

И еще на этой прекрасной земле была самая большая, красивая и мирная птица Ингки, против нее даже медведи казались букашками, не говоря уже о птицах. Те даже в мыслях не могли равняться по ве­личине с крылатым лесным великаном.

До того был гордый Ингки, что при взлете его поднимался страш­ный шум от взмаха огромных крыльев, земля дожала, деревья гну­лись и кланялись ему, пригибаясь к корням. Не было ему равных по величине, красоте и гордости живших тогда на земле.

В один прекрасный день бог опустился на землю и решил проверить свое создание. Не все было гладко на земле: кому помощь нужна, ко­го-то наказать нужно за кое-какие проказы. С этими мыслями Всемогу­щим Владыка шагал по просторам дремучей тайги. В это время из-под ног его с шумом вылетел Ингки, и с перепугу бог упал на землю. Когда опомнился, сказал: «Нет, мой дорогой, так дальше не пойдет: я — бог! Думал, с перепугу сердце выскочит вон и черту душу отдам. Нет! Хва­тит. Надо тебя укротить немного, голубчик: не нужны мне твои шутки. Ты мирная, красивая птица, но твой гордый вид и достойный твоей ве­личины шум перепугают, погубят все слабодушное, что создано мною на земле — ведь их много, пугливых и слабосильных, за них я боюсь...».

И наказал — превратил Ингки в самую маленькую боровую дичь — Ингкичен, Нежное, белое и вкусное мясо его бог роздал по мизер­ной доле всем птицам, зверям, даже рыб не обошел. Всем животным вложил тонкие прослойки мяса между мышцами в лопатках. Птицам выделил две тонкие прослойки по обоим бокам грудной клетки. Рыбам дал по две беленькие мясные щёчки. Ингкичену же бог оставил самую мизерную долю мяса и малый рост. Зато сохранилась у Ингкичена пре­жняя гордость — хоть мал, да удал: много шуму при взлете, так что все птицы завидуют ему и провожают завистливыми взглядами его гор­дый полет.

Источник:

Сказка из кн.: Надеин С. А. Энгеспал : эвенк. легенды, предания, сказки, рассказы / предисл. В. Туголукова. – Южно-Сахалинск, 1982. – С. 38–39.


[1] Ингки – рябчик.

[2] Ихэгдыкэн – человек (сказочное).

КОНЕЦ РОДОВОЙ МЕСТИ

предание

По обширной земле Ангардам, ее бескрайним лесам, по ущельям в громадных каменных скалах, извиваясь змеей, текла несколько сто­летий назад воспетая северными народами Учир-река. По берегам ее кочевали семьями эвенки разных родов. В то время все мужчины сво­бодно догоняли быстроногого оленя, хорошо владели копьем, метко стреляли из лука и легко преодолевали любые препятствия. Они враж­довали между собой и не признавали никого, кроме своих родичей.

Кочевала тогда по Учирской тайге [1] небольшая семья из рода Бута. Состояла она из стариков, двух взрослых сыновей с женами да млад­шего — подростка, который уже самостоятельно ездил верхом и охо­тился на мелких зверей, рябчиков и другую дичь. Молодые часто уезжа­ли на охоту дней на пять, а то и больше, одновременно проверяя, нет ли где следов посторонних людей. А дома оставался их старик-отец с ма­терью и младшим братишкой.

Уехали однажды братья надолго, взяв с собой жен. На третий день пути решили отдохнуть. Поставили юрту среди тайги, а сами отправи­лись на охоту, оставив в ней жен. Это были дружные, веселые женщины. Сидели они за шитьем и пели любимые песни. Вот прислушалась одна и, улыбаясь, сказала: «Возвращаются наши, видно, добыли что-то побли­зости».

Вторая выглянула из юрты и отпрянула назад. Зашептала, побледнев и задрожав от страха: «Приехали незнакомые люди». Первая тоже выглянула за дверь и видит: недалеко остановились двое мужчин и дряхлая старушка. Мужчины — рослые, сильные — очень быстро раз­вьючивали поклажу и ставили юрту.

— Не бойся, сестра, наверное, это хорошие люди, — сказала стар­шая, хотя у нее ныло сердце. Обе замолчали и стали думать каждая свое. А шитье у них не клеилось, и они отложили в сторону свои авса — сумочки для рукоделия.

Вечером пришла к ним старуха и принесла дымящийся иран.[2] Такой был обычай в древности у эвенков: приносить соседям в дар что-нибудь съедобное. Старушка подала мясо старшей женщине. Та приняла иран и спросила: «Это свеженина дикого оленя?». От неожиданности растеря­лась незваная гостья: «Нет, это мясо вашего оленя...» Но тут же, спо­хватившись, добавила: «Вот проклятая старость, чего только не нагово­ришь из-за нее. А люди могут подумать, что это и в самом деле прав­да», — и поспешно вышла из юрты.

У женщин мороз пробежал по коже — нечистое тут дело. Старшая посидела намного у огня и вышла. Никого не было кругом, только со­седские олени паслись в сторонке. И вдруг отделился от них один, жен­щина узнала в нем оленя своих родичей. Вернулась она в юрту и запла­кала...

В поздних вечерних сумерках вернулись с охоты мужья, застали за­плаканных жен. Старшая молча пододвинула к ним еду. А пока мужья ели, женщины шепотом рассказали им все. Посовещавшись, братья ре­шили: надо вовремя уничтожить опасного врага, иначе он погубит их.

Взяли братья луки, стрелы, копья и вышли в темноту таежной ночи. Все спало кругом, в соседней юрте догорал огонь. Из нее доносился притворный храп. Прислушались братья и слышат старушечий голос: «Вставайте, сынки, кончайте с ними». Кто-то ответил ей шепотом: «По­дождем немного, пусть улягутся как следует», — и на этом все стихло.

Братья прицелились. В щель входа на свет догорающего костра ра­зом полетели две стрелы, за ними — еще и еще…

Источник:

Отрывок из кн.: Надеин С. А. Энгеспал : эвенк. легенды, предания, сказки, рассказы / предисл. В. Туголукова. – Южно-Сахалинск, 1982. – С. 32–36.


[1] Район, прилегающий к правому притоку Алдана – река Учур.

[2] Иран – мясо, угощение свежениной. 

ЭНГЕСПАЛ

рассказ

Сахалин... Живешь здесь, постоянно видишь знакомые лица и редко вспоминаешь пройденные места. Но стоит уехать ненадолго, как начи­наешь испытывать смутное беспокойство. Будто тебе не хватает чего-то, и в памяти возникают места, где ты бывал в детстве, береговая ли­ния с гребешками прибоя, сопки и реки, туман, окутывающий высокие вершины, — все то, что, сливаясь воедино, составляет волнующее поня­тие — Сахалин.

Есть в районе Рыбновска сопка Энгеспал. Сопка вся каменистая, и, если смотреть на нее сверху, то увидишь выступы скал, между кото­рыми протекают небольшие говорливые ручейки. Журчание бесчислен­ных водопадов многократно отражается эхом. От этого кажется, что поет сама сопка. Если послушать внимательно, то уловишь и более сла­бые звуки: кастаньеты скатывающихся вниз мелких камешков, щебетание птиц... Этот хор навевает удивительную умиротворенность и покой.

Энгеспал — высокая сопка, и с нее хорошо видно, что делается на многие километры вокруг. Пролив Невельского течет, как большая ре­ка, и противоположный западный берег едва синеет вдали. А посмот­ришь в восточную сторону — увидишь уходящие в бесконечность вер­шины Дагинского хребта.

У подножия сопки зеленеет лес. Он — как море, среди которого островами возвышаются сопки. Самый красивый остров в этом море, конечно же, — Энгеспал! Здесь растут разные кустарники. Сопка покры­та ковром белого ягеля, обсыпана крупной спелой брусникой. Медведи любят лакомиться этими ягодами. Если тихо посидеть с полчасика, увидишь, как по склону медленно подымается самец, а по другому — спу­скается медведица с большими медвежатами. Вглядитесь повниматель­нее: вон на том косогоре три-четыре медведя пасутся на ягоде в отда­лении друг от друга. Звери спокойны: они у себя дома... Но вот про­звучал выстрел, усиленный эхом, прокатился кругом рев хозяина тай­ги — врассыпную кинулись звери... В этот день они больше не придут сюда.

Мой старик не трогал неосторожных медведей. Он только свистом пугал их, чтобы посмеяться над тем, как косолапые разбегаются по ку­стам. Мы сидели с ним у костра, пили чай, ели мясо, жаренное на вер­теле. Я спросил:

— Дедушка, утром ты говорил, что мы поднимаемся на гору Ваин-янг, [1] а она называется Энгеспал.

Эта сопка раньше называлась Экизь-пал, что по-нивхски значит «плохая гора». Старые нивхи запрещали молодым посещать сопку, и за­прет переходил от поколения к поколению.

Дед покурил, помолчал:

— Я в молодости слышал такое. Давным-давно на эту сопку взобра­лось несколько человек, сильных и смелых. Пока они поднимались, по­года была хорошей, светило солнце, но когда они уже были на вершине сопки, поднялся туман, и ничего не стало видно. Засверкали молнии, грянул гром, полил проливной дождь. Люди не вернулись назад. Гово­рили: их забрал хозяин горы. С тех пор нивхи не стали сюда ходить.

Это они назвали сопку Экизь-пал. А мы называем ее Ваин-янг. И, может быть, поэтому хозяин горы не гневается на нас...

Мы на эту сопку давно ходим. Храбрый охотник, желая помериться силой с хозяином тайги, брал с собой копье. Медведей всегда здесь было много.

Он улыбнулся хитро и начал пить чай. Я спросил снова:

— Дедушка, а почему сейчас эта сопка называется Энгеспал!

— Вот надоедливый, — сказал дед, — не дашь чаю попить. В сле­дующий раз не возьму тебя с собой.

Я знал, что дед шутит, что ему со мной в тайге веселее, и не отста­вал от него.

Давным-давно тут проходила экспедиция, — опять начал расска­зывать дед, — русские спросили у проводника-нивха, как называется гора. Он ответил, а они записали Энгеспал — так и осталось. Понял!

Мне еще раз довелось побывать как-то после войны на Энгеспале. И опять с дедом: мы там ночевали. Сопка встретила нас приветливо, как всегда. Потом в тех местах прошел лесной пожар и не пощадил сопку: сгорели все деревья, кустарники и трава. Остались голые камни, но из расщелин робко пробивались молодые побеги, заселяли пустын­ные склоны, возвращали жизнь.

А как ты теперь живешь, Энгеспал?

Источник:

Рассказ из кн.: Надеин С. А. Энгеспал : эвенк. легенды, предания, сказки, рассказы / предисл. В. Туголукова. – Южно-Сахалинск, 1982. – С. 60–62.


[1] Ваин-янг, или Маин-янг – Сопка духа. Хозяйка Верхнего мира (Маина), янг – сопка.