Легенды, предания, сказки, рассказы
БАРКАНА
рассказ
Пятеро пастухов ехали верхом на оленя в поисках верховых, разбредшихся по лесу. Весной олени ходят небольшими табунами по до-ликам речек и их притоков лакомиться сочной зеленой травкой.
Ехавший впереди подросток остановил оленя и сказал: «Вороны на дереве сидят». Мы посмотрели, куда глядел мальчик, и увидели высоко на дереве двух медвежат. Они играли, притаившись среди густых ветвей, и не замечали нас.
Вперед выехал один из опытных пастухов, мы быстро последовали за ним. Услышав пощелкивание оленьих копыт, медведица встала на задние лапы и смотрела своими маленькими глазками поверх кустов стланика и других кустарников. Увидев людей, громко заревела и бросилась в густые заросли. По сигналу матери один медвежонок колобком скатился по стволу лиственницы и скрылся за ней. Другой — замешкался на дереве, намеревался спрыгнуть вниз, но было уже поздно. Подоспевшие люди успели привязать оленей к дереву и окружить его. Олени рвались, храпели ноздрями, учуяв запах медведя и разложившегося мяса. На этом месте был зарыт медведицей задранный олень — лакомство для многодневной трапезы ее семейства.
У нас не было никакого оружия, кроме мавутов [2] и уздечек, поэтому мы начали разводить два небольших костра, — медведь боится огня и запаха дыма.
Вдруг раздался шум: из зарослей густого стланика выскочила медведица. Она остановилась метрах в десяти от нас, рявкнула и тут же бросилась обратно. Так она раза четыре набрасывалась на нас с разных направлений и была страшна в своем отчаянном, безумном материнском гневе. В маленьких глазках светилась безрассудная ярость. Костер останавливал зверя, но страшно видеть, как из ее разъяренной рычащей пасти брызгала слюна ненависти к нам — людям, посягнувшим на жизнь ее детеныша.
Не бегайте без дела, мальчики, шевелите огонь, — сказал нам дядя Илья. Мы начали подбрасывать в костер хворост — медведица сразу бросилась в кусты и больше так близко не подходила. В кустах было слышно ее удаляющееся фырканье и грозный рык. Наконец все затихло. Олени присмирели, хотя все еще настороженно водили ушами и вздрагивали от каждого шороха.
Медвежонок тоже успокоился, смотрел на нас сверху и боязливо озирался, вертя головой вокруг, — может быть, опять появится мать и спасет его.
Наверно, пора вязать медвежонка — ведь мать не придет больше, бросила. Бери мавут и лезь на дерево, вяжи двойной петлей за заднюю лапу, — сказал дядя Илья, обращаясь ко мне. Было страшновато: ведь медвежонок большой, но мои спутники смеялись и подбадривали меня. Раньше мне дедушка доверял вязать медвежат, но не годовалых, а поменьше, а этот был ростом с крупную собаку, округлый и сильный, Бесом пуда на четыре-пять.
Я полез. Медвежонок поднялся к самой вершине и там, обхватив лапами ствол, смотрел на меня. Ноздри его широко раскрывались, он фыркал и шевелил губами, роняя на меня пенистую слюну, враждебно сверкал маленькими глазками. Дальше ему некуда было лезть, он приготовился к обороне…
Источник:
Отрывок из кн.: Надеин С. А. Энгеспал : эвенк. легенды, предания, сказки, рассказы / предисл. В. Туголукова. – Южно-Сахалинск, 1982. – С. 57–60.
[1] Баркана – годовалый медвежонок в период выпада у него молочных зубов.
[2] Мавут – длинный тонкий ремень, свитый из кожи сивуча для ловли оленей (аркан).
ИНГКИ
сказка
Давно это было. Земля только что нарождалась, постепенно ширилась и, увеличиваясь, отходила в даль от водного простора. Появились на ней высокие белоснежные горы, дремучие леса с разлапистыми деревьями — большими и малыми, моря, реки и озера с синими просторами. Высоко в горах и ее каменных ущельях нашли себе приют орлы: они лишь достойны так высоко парить в облаках, дружить с седыми туманами и нежно касаться громадных вершин. В дремучих лесах стали жить и плодиться звери, олени, мелкая дичь да разные букашки. В морях, реках, озерах поселились морские звери, рыбы и водная мелюзга.
Хорошо им жилось, все было из пищи, и ничего не мешало им плодиться. При встрече друг с другом спрашивали: «Как живем, други? Что нового появилось на нашей огромной и красивой земле!». Некоторые отвечали: «Живем хорошо. Плохо, что появился на земле ихэгдыкэн [2]: на двух ногах ходит, страшный такой, нет от него пощады ни зверям, ни птицам, даже умудряется из воды достать глубинных жителей — рыб».
И еще на этой прекрасной земле была самая большая, красивая и мирная птица Ингки, против нее даже медведи казались букашками, не говоря уже о птицах. Те даже в мыслях не могли равняться по величине с крылатым лесным великаном.
До того был гордый Ингки, что при взлете его поднимался страшный шум от взмаха огромных крыльев, земля дожала, деревья гнулись и кланялись ему, пригибаясь к корням. Не было ему равных по величине, красоте и гордости живших тогда на земле.
В один прекрасный день бог опустился на землю и решил проверить свое создание. Не все было гладко на земле: кому помощь нужна, кого-то наказать нужно за кое-какие проказы. С этими мыслями Всемогущим Владыка шагал по просторам дремучей тайги. В это время из-под ног его с шумом вылетел Ингки, и с перепугу бог упал на землю. Когда опомнился, сказал: «Нет, мой дорогой, так дальше не пойдет: я — бог! Думал, с перепугу сердце выскочит вон и черту душу отдам. Нет! Хватит. Надо тебя укротить немного, голубчик: не нужны мне твои шутки. Ты мирная, красивая птица, но твой гордый вид и достойный твоей величины шум перепугают, погубят все слабодушное, что создано мною на земле — ведь их много, пугливых и слабосильных, за них я боюсь...».
И наказал — превратил Ингки в самую маленькую боровую дичь — Ингкичен, Нежное, белое и вкусное мясо его бог роздал по мизерной доле всем птицам, зверям, даже рыб не обошел. Всем животным вложил тонкие прослойки мяса между мышцами в лопатках. Птицам выделил две тонкие прослойки по обоим бокам грудной клетки. Рыбам дал по две беленькие мясные щёчки. Ингкичену же бог оставил самую мизерную долю мяса и малый рост. Зато сохранилась у Ингкичена прежняя гордость — хоть мал, да удал: много шуму при взлете, так что все птицы завидуют ему и провожают завистливыми взглядами его гордый полет.
Источник:
Сказка из кн.: Надеин С. А. Энгеспал : эвенк. легенды, предания, сказки, рассказы / предисл. В. Туголукова. – Южно-Сахалинск, 1982. – С. 38–39.
[1] Ингки – рябчик.
[2] Ихэгдыкэн – человек (сказочное).
КОНЕЦ РОДОВОЙ МЕСТИ
предание
По обширной земле Ангардам, ее бескрайним лесам, по ущельям в громадных каменных скалах, извиваясь змеей, текла несколько столетий назад воспетая северными народами Учир-река. По берегам ее кочевали семьями эвенки разных родов. В то время все мужчины свободно догоняли быстроногого оленя, хорошо владели копьем, метко стреляли из лука и легко преодолевали любые препятствия. Они враждовали между собой и не признавали никого, кроме своих родичей.
Кочевала тогда по Учирской тайге [1] небольшая семья из рода Бута. Состояла она из стариков, двух взрослых сыновей с женами да младшего — подростка, который уже самостоятельно ездил верхом и охотился на мелких зверей, рябчиков и другую дичь. Молодые часто уезжали на охоту дней на пять, а то и больше, одновременно проверяя, нет ли где следов посторонних людей. А дома оставался их старик-отец с матерью и младшим братишкой.
Уехали однажды братья надолго, взяв с собой жен. На третий день пути решили отдохнуть. Поставили юрту среди тайги, а сами отправились на охоту, оставив в ней жен. Это были дружные, веселые женщины. Сидели они за шитьем и пели любимые песни. Вот прислушалась одна и, улыбаясь, сказала: «Возвращаются наши, видно, добыли что-то поблизости».
Вторая выглянула из юрты и отпрянула назад. Зашептала, побледнев и задрожав от страха: «Приехали незнакомые люди». Первая тоже выглянула за дверь и видит: недалеко остановились двое мужчин и дряхлая старушка. Мужчины — рослые, сильные — очень быстро развьючивали поклажу и ставили юрту.
— Не бойся, сестра, наверное, это хорошие люди, — сказала старшая, хотя у нее ныло сердце. Обе замолчали и стали думать каждая свое. А шитье у них не клеилось, и они отложили в сторону свои авса — сумочки для рукоделия.
Вечером пришла к ним старуха и принесла дымящийся иран.[2] Такой был обычай в древности у эвенков: приносить соседям в дар что-нибудь съедобное. Старушка подала мясо старшей женщине. Та приняла иран и спросила: «Это свеженина дикого оленя?». От неожиданности растерялась незваная гостья: «Нет, это мясо вашего оленя...» Но тут же, спохватившись, добавила: «Вот проклятая старость, чего только не наговоришь из-за нее. А люди могут подумать, что это и в самом деле правда», — и поспешно вышла из юрты.
У женщин мороз пробежал по коже — нечистое тут дело. Старшая посидела намного у огня и вышла. Никого не было кругом, только соседские олени паслись в сторонке. И вдруг отделился от них один, женщина узнала в нем оленя своих родичей. Вернулась она в юрту и заплакала...
В поздних вечерних сумерках вернулись с охоты мужья, застали заплаканных жен. Старшая молча пододвинула к ним еду. А пока мужья ели, женщины шепотом рассказали им все. Посовещавшись, братья решили: надо вовремя уничтожить опасного врага, иначе он погубит их.
Взяли братья луки, стрелы, копья и вышли в темноту таежной ночи. Все спало кругом, в соседней юрте догорал огонь. Из нее доносился притворный храп. Прислушались братья и слышат старушечий голос: «Вставайте, сынки, кончайте с ними». Кто-то ответил ей шепотом: «Подождем немного, пусть улягутся как следует», — и на этом все стихло.
Братья прицелились. В щель входа на свет догорающего костра разом полетели две стрелы, за ними — еще и еще…
Источник:
Отрывок из кн.: Надеин С. А. Энгеспал : эвенк. легенды, предания, сказки, рассказы / предисл. В. Туголукова. – Южно-Сахалинск, 1982. – С. 32–36.
[1] Район, прилегающий к правому притоку Алдана – река Учур.
[2] Иран – мясо, угощение свежениной.
ЭНГЕСПАЛ
рассказ
Сахалин... Живешь здесь, постоянно видишь знакомые лица и редко вспоминаешь пройденные места. Но стоит уехать ненадолго, как начинаешь испытывать смутное беспокойство. Будто тебе не хватает чего-то, и в памяти возникают места, где ты бывал в детстве, береговая линия с гребешками прибоя, сопки и реки, туман, окутывающий высокие вершины, — все то, что, сливаясь воедино, составляет волнующее понятие — Сахалин.
Есть в районе Рыбновска сопка Энгеспал. Сопка вся каменистая, и, если смотреть на нее сверху, то увидишь выступы скал, между которыми протекают небольшие говорливые ручейки. Журчание бесчисленных водопадов многократно отражается эхом. От этого кажется, что поет сама сопка. Если послушать внимательно, то уловишь и более слабые звуки: кастаньеты скатывающихся вниз мелких камешков, щебетание птиц... Этот хор навевает удивительную умиротворенность и покой.
Энгеспал — высокая сопка, и с нее хорошо видно, что делается на многие километры вокруг. Пролив Невельского течет, как большая река, и противоположный западный берег едва синеет вдали. А посмотришь в восточную сторону — увидишь уходящие в бесконечность вершины Дагинского хребта.
У подножия сопки зеленеет лес. Он — как море, среди которого островами возвышаются сопки. Самый красивый остров в этом море, конечно же, — Энгеспал! Здесь растут разные кустарники. Сопка покрыта ковром белого ягеля, обсыпана крупной спелой брусникой. Медведи любят лакомиться этими ягодами. Если тихо посидеть с полчасика, увидишь, как по склону медленно подымается самец, а по другому — спускается медведица с большими медвежатами. Вглядитесь повнимательнее: вон на том косогоре три-четыре медведя пасутся на ягоде в отдалении друг от друга. Звери спокойны: они у себя дома... Но вот прозвучал выстрел, усиленный эхом, прокатился кругом рев хозяина тайги — врассыпную кинулись звери... В этот день они больше не придут сюда.
Мой старик не трогал неосторожных медведей. Он только свистом пугал их, чтобы посмеяться над тем, как косолапые разбегаются по кустам. Мы сидели с ним у костра, пили чай, ели мясо, жаренное на вертеле. Я спросил:
— Дедушка, утром ты говорил, что мы поднимаемся на гору Ваин-янг, [1] а она называется Энгеспал.
Эта сопка раньше называлась Экизь-пал, что по-нивхски значит «плохая гора». Старые нивхи запрещали молодым посещать сопку, и запрет переходил от поколения к поколению.
Дед покурил, помолчал:
— Я в молодости слышал такое. Давным-давно на эту сопку взобралось несколько человек, сильных и смелых. Пока они поднимались, погода была хорошей, светило солнце, но когда они уже были на вершине сопки, поднялся туман, и ничего не стало видно. Засверкали молнии, грянул гром, полил проливной дождь. Люди не вернулись назад. Говорили: их забрал хозяин горы. С тех пор нивхи не стали сюда ходить.
Это они назвали сопку Экизь-пал. А мы называем ее Ваин-янг. И, может быть, поэтому хозяин горы не гневается на нас...
Мы на эту сопку давно ходим. Храбрый охотник, желая помериться силой с хозяином тайги, брал с собой копье. Медведей всегда здесь было много.
Он улыбнулся хитро и начал пить чай. Я спросил снова:
— Дедушка, а почему сейчас эта сопка называется Энгеспал!
— Вот надоедливый, — сказал дед, — не дашь чаю попить. В следующий раз не возьму тебя с собой.
Я знал, что дед шутит, что ему со мной в тайге веселее, и не отставал от него.
Давным-давно тут проходила экспедиция, — опять начал рассказывать дед, — русские спросили у проводника-нивха, как называется гора. Он ответил, а они записали Энгеспал — так и осталось. Понял!
Мне еще раз довелось побывать как-то после войны на Энгеспале. И опять с дедом: мы там ночевали. Сопка встретила нас приветливо, как всегда. Потом в тех местах прошел лесной пожар и не пощадил сопку: сгорели все деревья, кустарники и трава. Остались голые камни, но из расщелин робко пробивались молодые побеги, заселяли пустынные склоны, возвращали жизнь.
А как ты теперь живешь, Энгеспал?
Источник:
Рассказ из кн.: Надеин С. А. Энгеспал : эвенк. легенды, предания, сказки, рассказы / предисл. В. Туголукова. – Южно-Сахалинск, 1982. – С. 60–62.
[1] Ваин-янг, или Маин-янг – Сопка духа. Хозяйка Верхнего мира (Маина), янг – сопка.